Адрес: г. Москва, Страстной бульвар 6, стр. 2. Телефон: (495)­ 692-76-90, 692-73-84. Факс: (495)­ 692-74-18.
Официальный Сайт Коллегии Адвокатов МГКА

Интервью с заместителем председателя МГКА СВИСТУНОВЫМ В.О.

Недавно отметил семидесятилетний юбилей заместитель председателя Московской городской коллегии адвокатов и вице-президент Международного союза (содружества) адвокатов Вадим Осипович Свистунов. Заслуги юбиляра, начавшего свой путь в профессии в далеком 1959 году, отмечены орденом "За верность адвокатскому долгу". Представляем вниманию читателей интервью В.О. Свистунова нашему журналу, которое подготовила заместитель главного редактора Юлия Иванова.

 

"Каждый приговор я выслушивал как свой собственный"


 

Адвокат В.О. Свистунов известен среди коллег удивительным постоянством: придя в адвокатуру со студенческой скамьи, он почти полвека не менял не только род занятий, но и место работы. В своем интервью нашему журналу, опубликованном в ноябрьском номере прошлого года, председатель МГКА А.В. Живина назвала адвокатов, беззаветно преданных профессии и отдавших всю жизнь любимому делу, главным богатством Московской городской коллегии. К таким людям относится и В.О. Свистунов. Поэтому, когда редакции стало известно, что 28 января он отпраздновал свой юбилей, было решено подготовить публикацию о его жизненном пути и профессиональной деятельности.

 

Наша встреча состоялась в рабочем кабинете Вадима Осиповича в помещении Московской городской коллегии адвокатов. Два часа беседы пролетели как одна минута, но в его приемной уже собрались посетители. Пришлось прощаться.

 

Мы говорили о многом - о прожитом и пережитом, о выборе профессии и нравственном выборе в профессии, об успехах и провалах, об учителях и учениках. Вадим Осипович отвечал на вопросы подробно и очень искренне, да и рассказчик он замечательный. Жаль, рамки интервью не позволяют привести нашу беседу целиком.

 

В.О. Свистунов унаследовал профессию от отца, который в 1918 году заканчивал юридический факультет Санкт-Петербургского Его Императорского Величества университета, но не смог завершить образование по понятным причинам. Спасаясь от голода, вместе с родными уехал в Поволжье, в город Аткарск. Здесь молодого юриста призвали в Красную армию, но прослужил он всего год, а потом на протяжении трех лет болел разными формами тифа и малярией, получив тяжелые осложнения, впоследствии сделавшие его инвалидом. В Актарске Осип Яковлевич Свистунов поступил в городскую коллегию правозаступников. Прожив несколько лет в Актарске, семья перебралась сначала в Рязань, а затем - уже в 1927 году - в Москву. Еще через десять лет появился на свет Вадим Осипович. Так сложилось, что самые ранние его воспоминания связаны с работой отца.

 

Вадим Осипович, к началу Великой Отечественной Вам было всего четыре года. Наверное, самые первые детские впечатления относятся именно к этому времени?

 

- Нет, первые мои воспоминания еще довоенные, и связаны они с ныне снесенной гостиницей "Москва". В огромном вестибюле этой гостиницы было отгорожено помещение, где располагалась юридическая консультация, которой в течение нескольких предвоенных лет заведовал мой папа, и мама часто приводила меня к нему. Я помню это помещение и папу за работой совершенно отчетливо. Еще запомнился семейный поход к знаменитому московскому фотографу Паоло, его мастерская располагалась там же, в "Москве". Это было накануне войны.

 

Фотографии сохранились?

 

- Да. На них - вся наша маленькая семья: папа, мама и я. Эти фото уцелели несмотря на все эвакуации и переезды. Когда началась война, отца на фронт не призвали по здоровью, и нас эвакуировали. В эвакуацию мы отправились с большой группой артистов столичных театров под руководством моего дяди, Григория Яковлевича Юлианова. Он в то время был директором строящегося в Новосибирске оперного театра, и ему доверили "золотой фонд" московских театров, в основном состоящий из актеров МХАТа. Дядя должен был обеспечить их эвакуацию, размещение на новом месте и трудоустройство. Первоначально наш путь лежал не в холодный Новосибирск, а в южный город Нальчик, но задержались мы там ненадолго.

 

В дороге поезд бомбили?

 

- Дорогу я совсем не запомнил. Зато помню, как на лестнице переполненной гостиницы в Нальчике, где нашу семью разместили вместе с артистами, я видел знаменитого Качалова. Он шел, видимо, за кипятком, одетый в простенькую черную толстовку и в руках нес кофейник. Еще запомнилось огромное количество автобусов с ранеными. Их везли куда-то через весь город, и это было очень страшно: искалеченные люди на носилках, кое-как закрепленных на самодельных двухъярусных нарах. Транспорта на улицах почти не было, проезжали только военные грузовики и эти вот автобусы. Гражданское население передвигалось преимущественно пешком, в телегах или на редких извозчиках. Кстати, я мечтал тогда стать извозчиком.

 

Почему? Вам покровительствовал кто-то из городских извозчиков?

 

- Нет, дружбы с извозчиком я не был удостоен. Просто нравились лошади и та свобода, которая, как мне казалось, была в дуэте человека и послушного ему умного и красивого животного.

 

В Нальчике умерла моя бабушка, там ее и похоронили. Вскоре пришлось эвакуироваться вновь - немцы стремительно наступали. В конце концов в Новосибирск мы попали кружным путем (я запомнил только Тбилиси и Красноводск). Все это происходило в 1941 году.

 

Папу приняли в Новосибирскую коллегию адвокатов, но этой же зимой он очень неудачно упал и сильно ушибся. Тут же сказались осложнения от перенесенных в юности болезней (у него развился спонделлез - это тяжелое заболевание позвоночника), и он надолго слег. Через полгода, едва оправившись от болезни, папа возобновил работу в коллегии адвокатов.

 

В Москву мы возвратились в начале 1943 года и поселились вместе с двумя братьями отца. К счастью, оба мои дяди - и Григорий Яковлевич, о котором я упоминал, и Илья Яковлевич, прошедший войну фронтовым кинооператором и удостоенный государственных премий и наград, - вместе с семьями вернулись в Москву. Так мы оказались в доме на Кузнецком мосту, где располагался знаменитый некогда магазин "Консервы". Очень хорошо помню, как в сумерках по улицам разъезжали воронки и исчезали в воротах соседней Лубянки.

 

А Вы тогда уже понимали, что это значит? Не было страха, что это за папой или за мамой?

 

- Нет, страха не было как раз потому, что не было понимания. Но эти разъезды остались в памяти.

 

В вашем доме никого не арестовали?

 

- Нет, во всяком случае, я такого не помню. Наверное, нашему дому повезло.

 

Вадим Осипович, при такой хорошей памяти Вы, наверное, можете сказать, в какой момент возникло желание стать адвокатом. Или Вы хотели получить какую-то другую профессию?

 

- Такого момента просто не было. Понимаете, я с раннего детства видел, как работает папа, слышал его разговоры с коллегами, которые приходили к нам домой - это был мой мир. Когда мне было девять лет, случилось несчастье: папа переезжал из одного суда в другой по своим адвокатским делам, и на трамвайной остановке его сбил грузовик. Водитель был пьян, но, видимо, все же смог снизить скорость и избежать прямого удара. Папа остался жив, но получил перелом шейки бедра. Ему сделали одну за другой несколько неудачных операций, после которых он по полгода лежал в гипсе от груди до пяток. Самостоятельно ходить больше он уже не смог. Сначала передвигался на костылях, потом с одним костылем, но обязательно с провожатым. Провожатыми были мы с мамой. Поэтому я стал часто бывать в судах и в юридической консультации, где папа работал. Так и вышло, что вопрос о выборе профессии не стоял: в адвокатуре я с детства.

 

Как Вы учились в школе при такой домашней нагрузке?

 

- Неважно. Теперь, как взрослый человек, я вижу этому оправдание. Вот представьте: наша семья с тяжко больным папой, постоянно нуждающемся в помощи и уходе, жила в одной комнате коммунальной квартиры, где число жильцов доходило до 33 человек, вечно толпящихся в коридоре в очереди в места общего пользования. Коротко говоря, с бытовой стороны проблемой было все. Добавьте к этому постоянный страх за отца, вечное тревожное ожидание "скорой". Не забудьте и про беспросветное безденежье, ведь папа практически ничего не зарабатывал, мама тоже не могла, поскольку была занята уходом за ним и все тем же неустроенным бытом. Какая уж тут учеба? Тем не менее, школу я закончил и стал готовиться в институт. Работал как лошадь. Лето 1954 года выдалось очень жарким. Я сидел с книгами у открытого окна, периодически обливая себя холодной водой, и учил, учил.

 

И поступили с первого раза?

 

- Да, хотя при поступлении возникла дополнительная сложность. Дело в том, что документы я подавал в Московский юридический институт, прельстившись главным образом тем, что в отличие от МГУ (к слову сказать, юридический факультет в МГУ в тот момент был совсем небольшим) в институте не было экзамена по иностранному языку. Представьте мой ужас, когда на первой же предэкзаменационной консультации абитуриентам объявили, что институт сливается с юрфаком университета, и нам добавляют еще один вступительный экзамен - по иностранному языку.

 

Но Вы все-таки поступили. Какие дисциплины привлекали Вас больше других во время обучения?

 

- Уголовное право и криминалистика. Этими предметами я занимался всерьез и с удовольствием, хотя в целом не могу сказать, что учился с большим увлечением - мои домашние обстоятельства были по-прежнему тяжелыми. Передо мной стояла цель - получить образование и начать работать, и я все подчинил этой цели.

 

Увлечение уголовным правом и криминалистикой не повлекло за собой мысли о работе следователя? По свой учебе в МГУ помню, что большинство ребят, интересующихся этими предметами, пошли работать на следствие.

 

- Нет. Я уже говорил, что еще подростком никогда и не помышлял ни о какой другой деятельности, кроме адвокатской. В 1959 году по окончании университета по распределению пришел работать в Московскую городскую коллегию адвокатов.

 

Получается, что в студенчестве Вы могли знать М.С. Горбачева. Если не ошибаюсь, он закончил МГУ чуть раньше, в 1956 году.

 

- Буквально на днях я виделся с Михаилом Сергеевичем на Дне рождения одного моего друга. Мы вспоминали учебу и выяснили, что это так. Но друг друга в эти годы не вспомнили, потому что я был еще на младших курсах, когда М.С. Горбачев уже заканчивал обучение.

 

Итак, Вас распределили в адвокатуру. В какую консультацию?

 

- В юридическую консультацию Свердловского района. Теперь это адвокатская контора N5 МГКА.

 

То есть почти пятьдесят лет Вы работаете на одном и том же месте? Невероятно. И никогда не возникало желания что-то кардинально изменить? Знаете, американцы считают, что раз в десять лет надо менять работу, жену или место жительства.

 

- Возможно, в этом и есть рациональное зерно. Что касается меня, то я уже очень давно вторично женат. Если уж говорить о смене работы, то иногда я думаю, что мне понравилось бы быть судьей, но только не в нашем, "самом гуманном" суде. Это даже у С.А. Пашина не получилось.

 

Вот, Вы подсказали мне следующий вопрос. Я поняла, что Вы говорите о карьере С.А. Пашина в качестве настоящего, а не телевизионного судьи. Но вопрос будет как раз об этом. Как Вы относитесь к тиражируемым сейчас постановочным программам - "Час суда", "Суд идет", "Федеральный судья" и т.д.?

 

- Я не смотрю такие программы, хотя Пашин хорош и там.

 

Потому что не нравится или неинтересно?

 

- Мне неинтересно, потому что не нравится.

 

В чем порок таких программ, на Ваш взгляд?

 

- Это постановочные программы, рассчитанные даже не знаю на какую тетю Дусю. Уровень ужасающий. Тете Дусе нужен продукт совершенно другого качества. Все понятно: телевидение, условности жанра и так далее. Но в результате получается какой-то фарс, не имеющий ничего общего с реалиями отправления правосудия.

 

Значит, попытка телевидения поучаствовать в правовом воспитании граждан не засчитывается?

 

- Не засчитывается. Засчитывается Пашин, поскольку он все равно лучший.

 

Хорошо, давайте вернемся к основной теме. Кого Вы можете назвать своим учителем в профессии?

 

- Как ясно из уже сказанного, несмотря на то, что я адвокат во втором поколении, папа по объективным причинам не мог быть моим наставником. Зато я с детства помню, что он постоянно консультировал по сложным вопросам многих из своих коллег. Я слушал их разговоры и всегда гордился, что мой папа такой умный. К нам часто приходили со своими проблемами и соседи, и люди из домоуправления, папа никому не отказывал в помощи.

 

Получается, что самые важные уроки он Вам все же дал. Я имею в виду отношение к профессии и к людям.

 

- Несомненно. Вообще с наставниками мне очень повезло. Приступив к работе, я вскоре взял себе за правило, которого потом придерживался лет восемь: никогда не пропускать вечера в консультации, когда собирались все наши адвокаты. Среди них были блестящие мастера, у которых можно учиться, просто слушая их разговоры между собой. В период шестимесячной стажировки моим патроном оказался легендарный Виктор Григорьевич Викторович. У нас сложились очень добрые отношения, общение с ним много дало мне в профессиональном отношении. Я жадно впитывал новые знания, стремился перенять опыт старших коллег, ездил с ними на интересные процессы, приставал с расспросами.

 

Вадим Осипович, извините за столь неоригинальный вопрос, но все же. Свое первое дело помните?

 

- Отлично помню, дело о краже. О самом деле говорить не интересно, оно ничем не примечательно: как говорится, левой рукой в правый карман. Но что со мной было! Перед процессом я сам себя не ощущал и не чувствовал. Еще и судья был очень груб. Хамская обстановка на процессе серьезно меня подкосила.

 

Но ведь к тому моменту Вы уже знали, что реально происходит в судах, еще с тех пор, когда сопровождали отца. Откуда же шок?

 

- Наблюдать со стороны и почувствовать на себе - совершенно разные вещи. Словом, вскоре я полюбил ездить в командировки и долгие годы с удовольствием участвовал в процессах в провинции, где не было этого всепожирающего судейского хамства. Надо сказать, что в прежнее время в Президиум МГКА поступало очень много обращений от граждан, по которым Президиум направлял членов коллегии в командировки. Так я исколесил всю страну - от крайней западной точки, города Балтийска, до Камчатки на востоке, от Термеза на юге до мыса Косистый на севере.

 

Когда пришло осознание своего профессионализма, удовлетворение от хорошо сделанной работы? Или всегда остается ощущение, что можно было еще лучше?

 

- Пожалуй, именно это ощущение я испытываю всегда, независимо от исхода дела.

 

Вы строги к себе. Тогда другой вопрос. Случалось ли терпеть поражения, когда возникала мысль: все, это провал?

 

- Сколько угодно. Такое случалось и в молодости, и много позже.

 

Вы ведь специализируетесь на уголовных делах, а в некоторых уголовных делах неудачный для защиты исход процесса в прежние времена означал смертный приговор обвиняемому. Были в Вашей практике такие случаи?

 

- Действительно, я вел преимущественно уголовные дела, но случалось выступать и в гражданском процессе, особенно в начале карьеры. Смертные приговоры были вынесены двоим из моих подзащитных.

 

А в скольких случаях удалось избежать высшей меры?

 

- Тоже в двух или трех. Правда, должен уточнить: у меня всего и было четыре - пять дел, грозившие осуждением подзащитного к высшей мере. По возможности я старался не принимать на себя защиту в делах, которые могли окончиться подобным результатом.

 

Слишком тяжело переживали приговор?

 

- Да. Каждый приговор я выслушивал как свой собственный. Так нельзя, я сам всегда объяснял стажерам, что это непрофессиональное отношение к профессии. Знаете, у врачей есть заповедь: нельзя каждый раз умирать вместе с пациентом. Но я не мог изменить свое отношение, и лет через пятнадцать адвокатской практики получил нервный срыв. Тогда инстинкт самосохранения подсказал иной выход: я решил не брать "расстрельных" дел, потому что иначе надо было уходить из профессии.

 

Вы упомянули о занятиях со стажерами. Кем из учеников Вы особенно гордитесь?

 

- Сейчас я уже не веду занятия со стажерами, но с удовольствием вспоминаю многих из тех молодых адвокатов, кто проходил стажировку под моим патронажем. В их числе - Сергей Александрович Насонов. Он доцент Московской государственной юридической академии и на днях защищает докторскую диссертацию. Это один из немногих адвокатов, которые сочетают глубокие теоретические и практические знания. Блестящий процессуалист, он стоял у истоков суда присяжных в нашей стране, причем в буквальном смысле - проводил занятия с судьями, которым предстояло работать с присяжными заседателями. С.А. Насонов - автор многих научных работ, в том числе и по суду присяжных. Назову еще одно имя - Марина Чижова. Как и С.А. Насонов, она ведет уголовные дела, великолепно разбирается в налоговом праве.

 

Сейчас я большие надежды возлагаю на свою внучку. Она учится в аспирантуре МГЮА, специализируется на хозяйственном, корпоративном праве и подумывает о работе юрисконсульта.

 

Значит, семейная традиция продолжается?

 

- Надеюсь.

 

Вадим Осипович, я чувствую, что пора завершать беседу, но позвольте последний вопрос. Маститых адвокатов в интервью всегда расспрашивают о проведенных ими громких делах. Расскажите, пожалуйста, о самом запомнившемся.

 

- Имеются в виду дела с громкими именами подзащитных? С одним из таких известных имен действительно связано несколько эпизодов моей практики, весьма примечательных. Этот человек осенью умер в Лондоне.

 

Вы говорите об Александре Литвиненко?

 

- Да. Его я защищал вместе с удивительным человеком и великолепным адвокатом Михаилом Алексеевичем Маровым, ранее бывшим заместителем председателя Военной коллегии Верховного Суда Российской Федерации. До бегства Литвиненко в Лондон, если помните, против него было возбуждено одно за другим несколько уголовных дел.

 

Вы защищали его по всем делам?

 

- По всем. На следующий день после ареста Литвиненко я принял на себя его защиту и работал по делу во время предварительного следствия, а уже на суде ко мне присоединился Михаил Алексеевич. Литвиненко оправдали, но ему даже не дали выйти из клетки: сразу надели наручники и увезли в прокуратуру, а затем в тюрьму, поскольку уже было возбуждено новое дело.

 

По второму делу мы добились прекращения еще на следствии, и возникло третье уголовное дело.

 

На этот раз приговор выносился заочно, в отсутствие обвиняемого (ему удалось уехать в Лондон), благо тогдашняя редакция УПК РФ это позволяла. Вменявшиеся нашему подзащитному статьи были очень тяжелые, но в итоге суд назначил наказание три года лишения свободы условно.

 

Так, давайте уточним. Обвинения Литвиненко были явным политическим заказом, но защите удалось разбить два дела, а затем, при том что обвиняемый сбежал, по третьему добиться сверхмягкого приговора? Я правильно поняла?

 

- Это Вы так сформулировали. Я всего лишь рассказал о наших с коллегой достижениях по рядовому уголовному делу.

 

И Вы говорите, что после окончания процесса независимо от его исхода не чувствуете полного удовлетворения? Ваш рассказ о защите Литвиненко хочется завершить аплодисментами. Вадим Осипович, позвольте на прощание поздравить Вас с юбилеем и искренне пожелать здоровья, долгих лет и новых успехов!

 

Источник: Журнал "Адвокат", 2007 г., № 2
Автор: ИВАНОВА Ю.В.